— Не сомневаюсь, что мои развеются тоже. Думаю, все дело в том, что Рори погиб слишком неожиданно. Я и представить себе не могла, что все закончится таким вот образом.

— Я тоже. И мне кажется, что ты еще долго будешь оглядываться, боясь, что Рори может подкрасться сзади и нанести смертельный удар.

— Да, мне потребуется время, чтобы избавиться от этого ощущения. Но ты не волнуйся, я все преодолею.

Ребенок задремал, и Эмил устроилась в постели поудобнее, продолжая прижимать малыша к груди. Она стала подумывать, что материнство сделало ее более осторожной и избавиться от страхов ей будет не так уж просто. Слишком велик был риск, если Рори путем какой-нибудь дьявольской каверзы удалось все-таки остаться в живых. Ребенок мог и не пострадать, но и самой Эмил хотелось дожить до того момента, когда ее сын превратится во взрослого мужчину.

Лежа в постели и чувствуя, как пальцы Парлана нежно перебирают ее волосы, Эмил не заметила, как стала погружаться в сон. Она ощутила умиротворение, и на мгновение ей показалось, что все ее страхи не стоят и ломаного гроша.

Поразмыслив, однако, она пришла к выводу, что слишком поторопилась: расслабляться не следовало.

— Послушай, ты уверен, что он погиб? — В этот момент она себя ненавидела, но ей было необходимо получить подтверждение мужа, что всем ее страхам — конец.

— Да, дорогуша. — Парлан поцеловал жену в лоб и улыбнулся, заметив, что Эмил говорит, не открывая глаз. — Завтра мы справим по нему поминки. Надеюсь, погода будет хорошая.

Она тоже улыбнулась, но глаз по-прежнему не открывала.

— Это тебе Ангус сказал, да?

— Точно. Говорит, что будет солнечно.

— Мне кажется, отмечать смерть другого человека весельем дурно.

— Ну, если ты не хочешь порадоваться по этому поводу, мы найдем другой. Завтра, к примеру, сравняется два месяца, как родился наш малыш. Если старая Мег скажет мне одну вещь, которую я хочу от нее услышать, то…

Уяснив, на что намекает Парлан, Эмил пообещала себе не краснеть и не смотреть на мужа.

— Мальчик растет как на дрожжах, верно?

— Верно. А ты у нас скоро будешь бегать. Когда старая Мег скажет, что ты уже вполне оправилась после родов.

— А ты, стало быть, будешь меня догонять — так, что ли?

— До тех пор, пока ты не устанешь и не упадешь.

Желательно, конечно, чтобы ты упала при этом на спинку, но когда пройдет три месяца, то и это уже не будет иметь никакого значения.

— Какие еще три месяца?

— Увы, никакие — оттого-то все мои печали. Я поначалу думал, что ты перенесла больше всех, пока вынашивала и рожала ребенка, но теперь начинаю в этом сомневаться.

Она лениво приоткрыла один глаз и посмотрела на мужа:

— Уж не жалуешься ли ты, часом?

Коснувшись кончиками пальцев густой иссиня-черной шевелюры на голове сына, Парлан тихо сказал:

— Это не то чтобы жалоба, просто у меня есть одна штучка, которая прямо-таки взывает к тому, чтобы ее приласкали.

— Ага! Так ты, значит, на завтра назначил празднование «дня ласк»?

— Скорее, я назвал бы его «днем непрерывных ласк», — он поцеловал ее в щеку, — так что тебе лучше поспать, чтобы набраться сил. Иначе завтра ты за мной не поспеешь.

Она, признаться, усомнилась в этом, поскольку желание заняться любовью терзало ее не меньше, чем Парлана, но решила мужу ничего об этом не говорить. Завтра он сам поймет, что к чему. Как только старая Мег объявит, что она окончательно поправилась, Эмил, возможно, и в самом деле начнет бегать — только не от мужа, а за ним. Эта мысль настолько ее рассмешила, что, проваливаясь в сон, она все еще продолжала улыбаться.

Как только Парлан убедился, что она заснула, он тихонько разжал ее руки и вынул сына из ее объятий, что вызвало неосознанный протест как со стороны матери, так и со стороны младенца. Он улыбнулся, когда услышал слаженное протестующее бурчание Эмил и Лайолфа, после чего положил мальчика в колыбель. Некоторое время он наблюдал за тем, как его крохотный сын засыпал, и его сердце переполнилось гордостью. Нет, решил он, полюбить мальчика нетрудно. Это так же просто и естественно, как любить его мать.

Парлан поднялся, обошел вокруг кровати и принялся разглядывать спящую Эмил. Он ее любил. Это было единственным объяснением сонму самых разнообразных чувств, которые он испытывал по отношению к Эмил. Он спросил у себя, когда же его противоречивые чувства переросли в любовь, но потом решил, что это не столь важно.

Протянув руку, он коснулся локона жены и сжал его в пальцах, глубоко задумавшись. Ему важно было решить, стоит ли говорить Эмил об этом, а если сказать, то когда. Она до сей поры хранила молчание, и он не знал, любит ли она его.

Тем не менее интуиция говорила ему, что жена явно к нему неравнодушна и даже, может быть, любит его по-настоящему. Возможно, она не заговаривала с ним о любви по одной только причине — он сам хранил молчание о своем чувстве.

Эмил была гордой. Парлан криво усмехнулся, потому что начал понимать, каково бывает человеку, который, открывая другому свою душу и признаваясь в любви, рассчитывает на взаимность, но взамен любви не получает.

Он покачал головой, стараясь отогнать чувство неуверенности, которое охватывало его в такие минуты, после чего вышел из спальни. В зале, куда он спустился, ему попался на глаза Лаган.

— А я думал, после ночной скачки ты завалишься спать…

— Да, я устал, но, прежде чем заснуть, решил набить себе брюхо.

— Вот и я подумал об этом, — произнес Парлан и направился в сторону кухни.

Следуя за ним по пятам, Лаган осведомился:

— Как восприняла новость Эмил?

— С известной долей сомнения — впрочем, как и все мы. Но она говорит, что в скором времени постарается отделаться от этого чувства. Трудно забыть о страхе, который этот дьявол поселил в ее сердце.

— Ив твоем, — пробормотал Лаган.

— Я его не боюсь, — бросил Парлан, уловив в словах Лагана намек на трусость. — В любой момент я был готов скрестить с Рори мечи.

— Ты меня не понял. Я говорил не о том страхе, который заставляет мужчину бежать с поля боя, а о том, который он испытывает, когда жизни его жены и ребенка оказываются под угрозой. Ведь именно этого ты боялся несколько последних недель. Кроме того, этот страх подпитывался еще кое-чем, о чем ты, возможно, не имеешь представления.

— А ты поспрашивай меня еще. Вдруг я не так слеп, как ты полагаешь, мой старый друг? Скажи мне, к примеру, ждет ли от меня Эмил слов любви после рождения ребенка? — Он ухмыльнулся, заметив озадаченное выражение на лице приятеля. — Более того, можешь ли ты утверждать, что я услышу подобное признание в ответ?

— Если ты сам не в силах ответить на этот вопрос, то ты просто слепец. Она, бедная, наверное, уже думает, что не дождется от тебя нежностей ни при каких обстоятельствах.